Весной 1904 года на пароходе, следовавшем из Новороссийска в Одессу, произошло ЧП. У одной из пассажирок 3-го класса начались предродовые схватки. Процесс затянулся, и на траверсе Южной Пальмиры Эльза (так звали роженицу) подарила своему мужу второго ребёнка, на этот раз – мальчика. Вот так и получилось, что 30 марта с трапа морского судна на одесский причал семья латыша Андрея Граббе ступила с пополнением.
В городе у самого синего моря Андрей Иванович устроился столяром на завод, а Эльза Фёдоровна, взяв на себя многотрудные обязанности домохозяйки и подрабатывая рукоделием, принялась воспитывать дочку Вильгельмину и новорождённого Роберта. 
Мальчишка рос смекалистым и любопытным. Наблюдая за тем, как мать занимается рукоделием, делает выкройки, он и сам пристрастился вырезать ножницами из бумаги силуэты людей и животных, шаланды и пароходы. Тогда Роберт и представить себе не мог, что этот вид искусства называется мудрёным словом декупаж, и что эта художественная вырезка из бумаги прославит его в будущем…
А ещё мальчик, как и многие его сверстники того времени, ловил пичужек и, заключив в клетку, мог часами слушать их залихватские трели. Это орнитологическое увлечение сдружило Роберта с соседом по Степной улице — Эдиком Дзюбиным, который впоследствии сыграл важную для Граббе роль, став известнейшим поэтом Эдуардом Багрицким.
Прошло время и Граббе-младший пошёл учиться в коммерческую школу. Но в октябре 1917-го года грянула революция, а за ней – братоубийственная гражданская война. В Одессе власть менялась со скоростью «движущихся картинок» синематографа на Дерибасовской. И когда в город вошли части Красной Армии, подростка демобилизовали на борьбу с Деникиным. В составе отдельной латышской бронебригады он отбыл на фронт, но под Жмеринкой «беляки» разделали «красных латышей» под первое число.
Посчитав себя свободным от вcяческих обязательств перед красноармейцами, Роберт пешком отправился домой…
Проучившись положенное время в трудшколе, в 1923 году 19-летний юноша поступает на графический факультет Одесского художественного института. Здесь его любимыми преподавателями стали скульптор Сабсал и график профессор Заузе.
В дальнейшем, о чём свидетельствуют скупые строки автобиографии, Граббе с 1925 по 1928 год учился в Академии художеств в Ленинграде. Возвратившись в Одессу, заканчивает образование в худинституте.
Но в Одессе Роберт Граббе не задержался. Все его прежние друзья перебрались в Москву. Вот и подающий надежды художник отправился в Первопрестольную…
Здесь, общаясь с бывшими красноармейцами и красными командирами, слушая их рассказы о «боях-пожарищах, о друзьях-товарищах», художник увлёкся батальной живописью. Через некоторое время он стал иллюстратором журналов «Вокруг света», «На суше и на море», «Международная литература». А вскоре — популярным оформителем книг в издательствах «ЗиФ», «Молодая гвардия», «Федерация», «Международная книга», Военгиз, ГИХЛ и Изогиз.
Кроме этого Роберт Граббе рисовал плакаты для Музея народов СССР, изготавливал уникальный по составу театральный грим, создавал «теневые» картины-аппликации и писал на продажу художественные полотна.
В Москве Роберт Граббе встретился со своим детским приятелем Эдиком Дзюбиным — Эдуардом Багрицким. И тот предложил успешному графику оформить две его книги стихов — «Дума про Опанаса» и «Юго-запад». Именно на титульной странице последнего сборника и появился такой себе скачущий «Гайдар» — силуэт всадника.
А через какое-то время один из высокопоставленных приятелей художника предложил: — «Табактрест» собирается выпустить новый сорт папирос….
– А я-то тут при чём? – перебил его на полуслове Граббе.
– При том, что называться они будут «Казбек»….
– И что? – всё ещё недоумевал Роберт.
— Да то, дурья твоя башка, что твой рисунок для книжки Багрицкого как раз мог бы стать картинкой для коробки этих папирос… Подумай, ведь недаром им уже дали кавказское название… Лично товарищ Сталин курирует этот вопрос…
Вскоре художник принёс эскизы в «Табактрест». Там работу приняли и велели ждать.
Сталин одобрил оформление пачки сигарет и их название, и Граббе выплатили вполне приличный гонорар, значительную часть которого он прогулял вместе с приятелями в ресторане.
«Впоследствии папиросы «Казбек» считались сортом «генеральским»,- писал Граббе. – Курить их стало престижно, и у каждого курящего начальника, покрытом зелёным или тёмно-синим сукном, непременно лежала плоская картонная пачка «Казбека».
Папиросы стали настолько популярными, что в 1937 году Константин Симонов посвятил им стихотворение, где были такие строчки: «На фоне синих гор, пришпорив так, что не угнаться, на чёрном скакуне во весь опор летит джигит за три пятнадцать».
Позднее о популярности «Казбека» словами Александра Твардовского Василий Тёркин изрекал: «И явившись на вечёрку, Хоть не гордый человек, Я б не стал курить махорку, А достал бы я «Казбек».
Да и лирический герой песни «Шаланды полные кефали», Костя, форся перед «интересной чудачкой», открывал именно «Казбека» пачку»…
С того дня, как «Казбек», производимый табачной фабрикой «Ява», поступил в продажу, по столице пошли слухи об удачливом авторе коробки папирос. Посыпались заказы…
Однако более всего художник прославился как талантливый аппликатор. Он составлял свои картины из вырезанных бумажных деталей, которые делал цветными. Сложная, буквально ювелирная работа, — каждый предмет он вырезал отдельно, без предварительного наброска карандашами, резал изящно, удивительно пропорционально. Искусствоведы считали, что в своих работах Граббе добился уникальности — силуэт и цвет в них неразделимы, они одинаково важны для всего облика его картин. Такие его работы дважды выставлялись за рубежом – в Нью-Йорке и в Варшаве.
В послевоенные годы Роберт Граббе участвовал в различных художественных выставках, проходившие не только в Москве, но и в Братиславе, Алма-Ате, Красноярске, Херсоне, Пятигорске, Казани и, конечно же, в Одессе.
Но истинно народного признания художник так и не получил, скончавшись в 1991 году. А вот папиросы «Казбек» помнят, без преувеличения, миллионы.
По материалам прессы
