Была такая шутка: если корову раздразнить до бешенства и тут же подоить, жирность её молока будет на два процента выше нормы. Оказывается. это касается не только живых существ, но и железных коней: в воскресенье в Одессе разъярённый трамвай 28-го маршрута едва не обогнал шедший впереди по колее 5-й номер.
Есть у 5-го и 28-го трамваев, идущих в сторону железнодорожного вокзала, остановка «Улица Тираспольская». 28-й идёт по Старопортофранковской, 5-й поворачивает с Колонтаевской. При встрече их на перекрёстке действует правило, установленное руководством трамвайщиков: первым едет 28-й. Правило это имеет чёткое финансовое обоснование и вполне справедливо. Дело в том, что следующие шесть остановок (до Театра музыкальной комедии) оба маршрута идут по одной колее. Потом 28-й поворачивает налево и на следующей остановке финиширует в парке Шевченко. 5-й же сворачивает направо и ещё долго едет в Аркадию. Так вот, для того, чтобы 28-й не ехал сзади «пустым», ему отдаётся преимущество. Время от времени из-за этого возникают споры, если водитель 5-го не заметил или не захотел заметить коллегу слева. Но страсти, которые разгорелись сейчас, оказались под стать шекспировским.
Когда 28-й подъехал к остановке, у него ещё горел зелёный. 5-й уже стоял на остановке. 28-й начал высадку/посадку (а тут ещё старушка оказалась не слишком живой и замешкалась), и 5-й поехал на свой зелёный.
Нам, ехавшим в 28-м, почудилось что вагон изогнулся и рванул в ярости на появившийся, к счастью, зелёный. Нещадно звоня, 28-й погнался за 5-м. Казалось, сейчас мы обойдём обидчика слева и по всем полицейским правилам перекроем ему дорогу. Но обойти не удавалось. Зато на следующую остановку — «Большую Арнаутскую» — удалось въехать впритык к 5-му. Отчаянные звонки 28-го вынудили мужика, управлявшего 5-м, не ехать дальше и ждать расправы. Настал сладкий час расплаты. Наша водительница вышла и пошла разбираться. Содрала ли она с нарушителя конвенции гривен пятьдесят — не знаю. Но вернулась она в чуть лучшем расположении духа, продолжая поносить охреневшего (это мягкое изложение её слов) коллегу.
И, конечно же, избыток чувств был столь велик, что водительница просто обязана была на ходу на протяжении всей Пантелеймоновской делиться ими в телефонном режиме с подругами по работе. И снова речь пошла об охреневшем таком-то, о том, что «нам обоим был красный» (это явно было художественное преувеличение с её стороны).
Удивительно, но до Канатной (где мне надо было выходить) водительница успешно совмещала яростный выплеск слов с вождением. А потом унеслась вдаль.
Борис Штейнберг.
