Старший матрос катера «Никополь», 21-летний уроженец Белгорода-Днестровского Вячеслав Зинченко, освобождённый 7 сентября вместе с товарищами из российского плена, сообщил, что намерен продолжить службу на флоте.
«Я буду дальше продолжать служить в армии, это важное для меня решение. Хочу быть офицером, для этого нужно получить высшее образование, — сказал он в интервью «LB.ua». — Я только лицей закончил и получил профессию электрогазосварщика. Был старшим матросом и занимался обслуживанием артустановки. Сейчас же понимаю, что у меня много сил и желания помогать другим, чтобы они не попали в похожую ситуацию, как мы с ребятами».
Вячеслав ответил на вопросы издания, высказал своё мнение о событиях, предшествовавших случившемуся с украинскими моряками и времени, проведённом в СИЗО «Лефортово».
Каким было это время? Можешь как-то сейчас отрефлексировать?
Пока ещё нет. Я до шести утра не мог уснуть от всех сообщений с поздравлениями, которые мне приходили. Поначалу было очень тяжело. Первую неделю я был в камере один и всё время воспоминания накрывали меня. Просто изматывал себя физически, чтобы меньше думать, но не получалось. А потом меня подселили к соседу – мужчине 67 лет и, несмотря на разные взгляды на жизнь, он, когда услышал, что меня освобождают, начал помогать собирать вещи. Это очень важный урок, я даже благодарен за всю эту историю, она сделала меня и других ребят морально сильными. Сейчас я знаю, чем хочу заниматься, как развиваться, а в прошлой жизни было много бытовухи, аж стыдно, что я так жил.
Если отмотать время назад, как думаешь, что-то можно было сделать иначе?
Нет, у меня изначально было ощущение, что поездка не удастся. Не знаю, как объяснить, но учитывая войну в стране, то, что Россия регулярно поступает не по правилам, я понимал уже на борту, что выбраться никак. Мы были маленькой мишенью против большого количества кораблей и военных катеров погранслужбы ФСБ России.
У тебя есть обида за то, что случилось?
Её и изначально не было, это было больше самокопание, чем агрессия. Нельзя винить во всём руководство, мы люди военные и придерживаемся своей присяги. Но, конечно, было сначала чувство, что я бы мог быть сейчас дома, а не в маленькой камере — пять на пять, — где за тобой наблюдает веб камера и ещё и надзиратель через глазок. Но это всё помогло мне переосмыслить свободу и ценность своих родных. Я столько тёплых слов за жизнь, наверное, не сказал, как написал в тех письмах за 9 месяцев. Самое мучительное было утро 29-го ноября, когда нас посадили в самолёт из Симферополя на Москву – нам одели наручники в положении назад (руки были за спиной), и глаза были закрыты.
Кто приехал тебя встречать?
Мама, папа, сестра и бабушка — все с Белгород-Днестровского.
Ты догадывался, что тебя освободят?
Да, потому что мне в пятницу воды не принесли. Мы заказываем на месяц наперёд еду и воду, и вот моему соседу приносят, а мне — нет. И я понял, что это хороший знак (улыбается), но сказал себе: “Пока не сяду в самолёт, радоваться не буду”. Потом ко мне зашёл консул,и я подписал документы, что могу покинуть территорию России. В четыре утра мне сказали: “С вещами на выход”. Самые долгожданные слова, которые я мечтал услышать в этих стенах.
Когда сел самолет и вы начали выходить, что чувствовал?
Я был безумно рад и конечно, хотел поблагодарить президента за его работу. А вышло так, что я подошёл, и он мне сказал “спасибо”. Это был очень искренний и трогательный момент.
Как вообще проходили твои будни в “Лефортово”?
По-разному, но в основном очень медленно и скучно. У меня был телевизор и возможность смотреть три канала с фильмами. Но мне нравился только один — канал Ю — там показывали украинские шоу, только в русском переводе, какие-то просто сериалы, в общем то, на что у меня не было времени, когда я служил. Информационных каналов не было, но в июле я настроил десять каналов, и там было много политики – вот честно, если бы я был гражданином Российской Федерации и смотрел только российское телевидение, я бы тоже боялся в Украину ехать, там же всё время какие-то проблемы (улыбается).
Иногда ещё книжки читал, мне приносили. Вообще мне не все вещи передавали, я только на выходе узнал, что у меня было больше и одежды, и посылок от родных. И была возможность час в день гулять.
Какие были условия в камере?
Ой, это отдельная тема. Камера очень маленькая, места не было, душ раз в неделю, а дальше как-то сам решай себе. Постель якобы меняли, но мне всегда приносили то со следами крови, то с волосами, жутко, в общем.
Куда поедешь после обследования в Киеве?
Хочу к морю. Я же вырос возле воды, природы, на свежем воздухе. А у меня это всё отняли, нужно исправлять. Вообще, сейчас, конечно, очень сложно – с закрытого пространства попасть в такую тотальную свободу очень не привычно. Здесь люди ходят, животные бегают, а там могла одна птичка пролететь и то, если повезёт увидеть. Нужно время, чтобы адаптироваться, понять куда дальше двигаться, сейчас слишком много внимания.
