12 февраля памятная дата — 114 лет назад в Одессе родился величайший хореограф, балетмейстер Павел Вирский…
В 1969 году Государственный ансамбль народного танца Украинской ССР под руководством Павла Павловича Вирского приехал на гастроли на Иберийский полуостров. Факт этот сам по себе невероятный, ведь в то время между СССР и Испанией, где у власти стоял генерал Франко, не было дипломатических отношений. Но годом ранее на один из правительственных концертов в Москву прилетел директор Мадридской оперы. Вот он то и договорился с министром культуры Фурцевой о гастролях украинского коллектива в его стране.
Выступления танцоров проходили с ошеломляющим успехом на переполненных под завязку публикой лучших концертных площадках. И вот перед началом представления в мадридском «Палас де спорт» к Вирскому взволнованно обратился один из сопровождающих коллектив «искусствоведов в штатском»: «Павел Павлович, пусть уж ваши артисты особо постараются. В зале, как мне сказали, очень важный господин. Некто Пабло Лерно. Вы уж не подведите…».
Когда концерт, по традиции, завершился гопаком, на сцену поднялся элегантно одетый двухметрового роста мужчина со шрамом на щеке и протянул хореографу холёную ручищу. Автоматически ответив на рукопожатие, Вирский узнал в человеке, представившемся как Пабло Лерно, любимчика Гитлера Отто Скорцени. «Супердиверсант III рейха», — так уважительно именовала его западная пресса, – более не считался военным преступником и потому свободно проживал в Испании, занимаясь бизнесом.
Улыбаясь, бывший штандартенфюрер СС произнёс: «Не знаю русского языка, не люблю Россию – там холодно. Я это испытал на себе. Но в ваших танцах – южное солнце. После этого Скорцени вновь пожал остолбеневшему Вирскому руку и, по-военному чётко повернувшись на каблуках, удалился.
А по возвращении на родину Павла Павловича стали вызывать на «беседы» в КГБ. В результате общения с чекистами, у Вирского случился инфаркт. Дело могло набрать нешуточных оборотов, если бы не личное вмешательство Первого секретаря ЦК КПУ Владимира Щербицкого.
За Вирским всю жизнь тянулся шлейф человека не совсем благонадёжного. Если можно так выразиться – анкетой не вышел. Ещё бы! Он родился 12 февраля 1905 года в семье потомственного дворянина, преуспевающего одесского инженера Павла Павловича Вирского и его супруги Олимпиады Алексеевны. Предполагалось, что Павлуша пойдёт по его стопам или как дедушка станет банкиром, но мальчик явно тяготел к «изящным искусствам». И в этом были «повинны» сами родители, не пропускавшие ни одной премьеры в оперном театре. Обучаясь в престижной Ришельевской гимназии, Павел стабильно приносил в своём дневнике «неуды» по математике, зато по музыке и танцам всегда значилось «отлично». Подросток, казалось, был создан стать артистом, — музыкальный, стройный, пластичный…
Планы на будущее перечеркнула революция. Чтобы не умереть от истощения, Павел вместе с отцом и младшим братом Алексеем ходил на берег моря, где они мочили в воде канаты, сушили их на солнце, а затем соскребали выступавшую соль. На вырученные копейки, тут таки на Привозе, покупалась какая-то еда. А ещё старший сын ворочал камни на стройке, был сторожем и подрабатывал статистом в Оперном. Так Вирские и выживали.
И вот в Одессу на гастроли приехала итальянская цирковая группа «Труцци». Павлу удалось поступить туда в качестве воздушного акробата. Но надо же такому случиться: выполняя очередной трюк, он сорвался и упал на манеж лицом. Прямёхонько в конский навоз. «Я рыдал» — рассказывал позднее Вирский. – Больше в цирк не пошёл. Моя гордость была так уязвлена, что я не хотел жить. Но отец отнёсся к моему несчастью иначе: «Перестань хныкать! Разве это горе? Пойди в больницу. Посмотри, как мучаются тяжелобольные люди». Сын послушался. После чего понял: он обязан танцевать! Это его путь…
В 1923 году 18-летний Павел Вирский поступил в Одесское музыкально-драматическое училище, где хореографическое отделение возглавлял Валентин Пресняков, в прошлом танцовщик столичного Мариинского театра. «Одесса – балетный Голливуд, современная фабрика нового танца! Именно отсюда должен распространиться по всей Украине новый балет!, — восторженно сообщал автор журнала «Театр, клуб, кино». И потому было естественным, что зажигающуюся «звёздочку» заметили хореографы местного театра: Вирский был зачислен артистом балета.
Но денег на жизнь всё также катастрофически не хватало. И потому Вирский поднялся на подмостки местных питейных заведений. «Эстрада снова возвращается в кабаре и пивные, — писал куплетист и сатирик Аркадий Громов. – Эстрадные программы служат как бы приправкой к гастрономии… Капеллистки и хористки вновь присаживались к столикам… А у подвыпившей публики особым успехом пользовался «Танец французского матроса» в исполнении Павла Вирского.
Вскоре он создал коллектив, в котором выступал в трёх ипостасях – художественного руководителя, финансового директора и ведущего солиста. В те времена, гастролируя по городам и весям юга Украины, начинающий балетмейстер и хореограф увлёкся изучением местного танцевального фольклора.
В 1927 году Вирский уехал на стажировку в Москву, в театральный техникум. Тут его педагогом стал известный Асаф Мессерер, дядя Майи Плисецкой. Там одессит жил впроголодь, питаясь за 4 копейки в день в извозчичьей столовой: суп – на обед, кусок хлеба с мясом – на ужин. Вскоре, ещё по прошлому опыту, стал работать в ночном клубе, получая колоссальные на то время деньжищи – 25 рублей за вечер.
Возвратившись затем в «город у самого синего моря», Вирский поступил в труппу Оперного театра в качестве танцора и хореографа. И здесь произошла знаменательная для него встреча с Николаем Болотовым. Вместе они осуществили постановку балета Рейнгольда Глиэра «Красный мак». Спустя несколько лет, когда Вирский поработал в качестве балетмейстера в театрах Харькова, Днепропетровска и Киева, друзья-единомышленники представили зрителям на Декаде украинской литературы и искусства в Москве оперу Семёна Гулака-Артемовского «Запорожец за Дунаем». В те дни «Правда» писала: «Надо прямо сказать, что танцы – лучшее, что было показано в спектакле. Гопак в 4-ом акте «поставил на ноги» буквально весь театр!». А в своём дневнике Вирский отметил: «Каждый художник в своей жизни должен пройти две дороги: первую – к самому себе, чтобы ты понял, что можешь сказать людям, и вторую, ещё более трудную, — к зрителям, к их сердцам. А иначе – зачем жить, что и кого защищать в этом мире?».
Вдохновлённые успехом Вирский и Болотов в 1937-м основали Государственный ансамбль народного танца УССР, в репертуаре которого превалировали украинские народные танцы. Отметим, что такой фольклорный коллектив был создан задолго до подобного проекта Игоря Моисеева.
Спустя 2 года, признав несомненный талант хореографа, Вирского назначают балетмейстером Ансамбля песни и танца Киевского военного округа. Во время войны этот коллектив выступал на разных фронтах, а закончил свои военные гастроли в Берлине 1945-го у Бранденбургских ворот.
В 1955 году случился очередной виток в жизни 50-летнего балетмейстера. Его назначили художественным руководителем Государственного ансамбля народного танца УССР.
«Когда Вирский приехал в Киев, он оставил позади, в Москве, не только дом, но и весь груз своей предыдущей жизни, все переживания, трагедии, — рассказывала жена и муза Вирского Валерия Вирская-Котляр. – Он искал новые краски, и я была одной из них. Так случилось, что во мне он встретил тот украинский типаж, который хотел видеть в своих «Вербе», Плескаче», «Горлице». Все эти номера он пробовал у нас дома, на ковре – здесь были первые этюды, первые поиски. Павел Павлович приехал в Киев с одним маленьким чемоданчиком. На этот чемоданчик ставился другой такой же – получался столик. Все шедевры, которые позволили нашему украинскому танцу, хореографии навсегда войти в европейскую культуру, — и «Запорожец за Дунаем», и «Верба», и «Подоляночка», и «Чумаки», и «Ползунец» – он создавал на этом столике. С ним мы в 1960 году ездили в Москву на большую декаду украинской культуры, а в 1964-м поехали с ним на гастроли в Америку». Тут, за океаном, мастерству танцоров, среди прочих знаменитостей, горячо аплодировали Элизабет Тейлор и Элвис Пресли.
В 1965 году во время выступлений в Париже местная пресса восторгалась: «Это нашествие украинских казаков сводит парижан с ума», «Такой феерии красок, ритма, красивых лиц Париж ещё не видел». Концерты ансамбля Вирского в Париже посетили Сальвадор Дали, Игорь Стравинский, комик Фернандель, Серж Лифарь. А лидер Китая Мао Цзэдун приглашает ансамбль на 4-месячные гастроли в Китай. Во Вьетнам зовёт выступать Хо Ши Мин.
Только вот на родине мастера танца стали всячески шельмовать. «Он не умел лицемерить, был абсолютно независимым, — рассказывал кинорежиссёр Владимир Хмельницкий. – Для властей он был «человеком в себе». Его за это и подозревали во всех смертных грехах. Это с одной стороны, а с другой над ним постоянно висело облако зависти. Сколько доносов на него написали коллеги и о чём только не сигнализировали: и о том, что его брат – враг народа, а Вирский, мол, возмущался по поводу его ареста и говорил, что его оклеветали, и генеалогическое древо его по веткам «анализировали», выискивая дворянские корни. И даже тот факт, что дочь Павла Павловича училась вместе с сыном известного композитора Шостаковича, поворачивали так, что, мол, «чуждый советскому искусству формализм в музыке Шостаковича, который осудила партия, Вирский перетаскивает в хореографию».
Поддержал Вирского Щербицкий, приславший на 70-летний юбилей поздравительную телеграмму. Тут же объявились «друзья», а в квартире на Малой Житомирской зазвонил телефон…
А 5 июля 1975 года Вирского не стало.
Строгий чёрный лабрадоритовый монолит, прочерченный стремительным гордым профилем величайшего подвижника украинского народного танца, венчает его могилу на Байковом кладбище в Киеве. Имя и дело величайшего одессита продолжают своё триумфальное шествие по планете.
Памятная доска Павлу Вирскому в Одессе
По материалам прессы
Фото из открытых источников