Классик английской литературы У.С.Моэм в книге «Подводя итоги» писал: «Куда проще составить мнение о человеке и, чтобы не думать долго, наклеить на него ярлык «молодчина» или «мерзавец». Не очень приятно узнать, что спаситель Отечества – скряга, или что поэт, открывший нам новые горизонты – сноб. Из врождённого эгоизма мы судим о людях по той их стороне, которая повёрнута к нам самим».
Не только о нынешнем градоначальнике судят строго, таская его по судам, но доставалось от власти и предшественникам.
Вот и о Семёне Яхненко при советской власти судили-рядили однозначно, в духе марксистско-ленинской трактовки роли личности в истории: богатей, эксплуататор и осторожный царский сановник. При этом никто даже не удосожился разобраться в подлинном смысле реформаторских деяний купца 1-й гильдии. О его вкладе в развитие города «у самого синего моря»…
27 февраля 1881 года в Санкт-Петербурге за распространение крамольной литературы жандармы арестовали руководителя Исполнительного комитета «Народной воли» Андрея Желябова. А через три дня «бомбисты» взорвали на набережной Екатерининского канала карету, в которой ехал император Александр II. Узнав о происшедшем, Желябов заявил о своём причастии к убийству и потребовал судить его вместе с другими террористами.
Во время дознания открылось, что «Андрей Иванович Желябов, из крестьян Феодосийского уезда Таврической губернии, являлся зятем «одесскому 1-й гильдии купцу Семёну Степановичу Яхненко» — представителю семейства сахарозаводчиков, которому в своё время покровительствовали граф Алексей Бобринский, светлейший князь Михаил Воронцов, киевские генерал-губернаторы Фундуклей и Бибиков, а государь-император Николай Павлович даже похвально отзвался о предпринимательской и общественной деятельности партнёров компании «Рафинадный сахар братьев Яхненко и Семиренко».
Офицеры III Отделения выяснили, что осенью 1872 года студент юридического факультета Новороссийского университета Андрей Желябов, замешанный в студенческих волнениях, был отстранён от занятий и подвергнут административной высылке.
«Во время подневольного пребывания своего вне Одессы Желябов коротко сблизился с семьёй видного одесского общественного деятеля – гласного городской думы и члена городской управы Яхненко, — вспоминал соратник народовольца С.Л.Чудновский. – Желябов жил в доме последнего при сахарном заводе (в Городищенском уезде Киевской губернии), давая уроки его дочерям, со старшей из которых, Ольгой Семёновной, он близко сошёлся и впоследствии на ней женился».
Вскоре молодые снова возвратились в Одессу, где Ольга поступила на курсы акушерок, а Андрей, став помощником адвоката, с головой окунулся «в пропаганду социалистических идей, отвергающих насилие». Позже, на допросе, он заявит по этому поводу: «Я служил делу освобождения народа. Это моё единственное занятие, которому я много лет служу всем своим существом». Подобное мировоззрение не могло не привести «смутьяна и бунтовщика» на эшафот.
После этого, свидетельствуют документы, «вдова казнённого государственного преступника крестьянина Таврической губернии Желябова Ольга Желябова» обратилась с ходатайством к Александру III «о дозволении ей… и малолетнему сыну её Андрею именоваться по фамилии Яхненко». Государь милостиво удовлетворил просьбу Ольги Семёновны. А сама она возвратилась в отчий дом…
«Знаете ли вы дом, в котором ныне женские медицинские курсы, на конце Херсонской? – вопрошал потомок основателя Южной Пальмиры Александр де-Рибас в книге «Старая Одесса. Исторические очерки и воспоминания», изданной в 1913 году. – А прежде там была во всех комнатах уютная старинная мебель, в большой овальной зале – белая с золотом, в гостиных – красного дерева, в столовой – дуб, в спальнях – палисандра. И повсюду колонки из чёрного дерева, паркеты из оливкового, зеркала в золочёных рамах, люстры, картины. Вот чудная гравюра дрезденской Мадонны. Вот Наполеон, верхом, на белом коне, на Аустерлицком поле, на картине Ораса Вернэ. Вся мебель из мастерской Меркклинга… В столовой описываемого мною дома было венецианское окно и из него обширный свободный великолепный вид на далёкую Пересыпь…»
Этот особняк, называемый одесситами дворцом Лехнера, был сооружён в 1831 году по проекту городского архитектора Франца Боффо, воодушевлённого »Алупкинским чудом» — крымской резиденцией генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии графа Михаила Воронцова, — для нужд генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Лехнера, вознамерившегося «построить дом с черепичным заводом «и заняться «разведением сада». Упоминаемый нами де-Рибас сообщал: «Он странной архитектуры: не то английская, не то германская готика. Красно-коричневый, со стрельчатыми окнами и с зубчатыми верхами стен…»
В 1857-м этот хутор Лехнера выкупает почётный гражданин Одессы купец Семён Яхненко. (Стоит отметить, что он в своё время получил образование в Московском коммерческом институте, был управляющим Городище-Млеевского сахарного завода в Киевской губернии, а после смерти отца перебрался в Одессу). Здесь, по воспоминаниям современников, «в открытом поле стоял лес ветряных мельниц. Плавно взмахивали они крыльями, много лет подряд… они кормили целые семьи». Именно на этом месте Яхненко вознамерился выстроить огромное здание первой – не только в Одессе, но и на юге России – паровой мельницы. Тогда же, дабы облегчить движение транспорта перед мукомольней, Яхненко за свой счёт переустраивает спуск на тогда ещё не застроенную Херсонскую площадь.
Кстати, паровая мукомольная мельница, сооружённая Яхненко, прослужила городу вплоть до конца позапрошлого века, пока она не стала «грозить падением, и была разобрана».
В 1860-м образцового хозяйственника Семёна Степановича Яхненко избирают городским головой Одессы. Ратуя за развитие отечественного предпринимательства, Яхненко не жаловал своих иноземных коллег, что и доказывал наглядными примерами. Однажды, дабы убедить гласных городской думы в нецелесообразности привлечения иностранного капитала, он из своего кармана проплатил сооружение бетонного водостока на Думской площади. Результат был более чем убедительным – 27 процентов экономии средств.
Кстати, Яхненко стал одним из основателей Общества Одесско-Днестровского водопровода. Он же отказался от своего пая, «чтобы не иметь собственного интереса в деле». А на должности градоначальника трудился абсолютно безвозмездно, решив, что причитающееся ему жалованье более сподобится нуждающимся подчинённым.
За те три года, что Семён Степанович стоял у ветрил города, был учреждён Устав Общества Одесско-Киевской железной дороги, упорядочено дело контроля городских финансов, а главное – подготовлено «Положение об общественном управлении г.Одессы», которое с 1870 года заимствовали все города Российской империи.
Благодаря ему в Одессе вместо смрадных канав появились дренажные водостоки, вместо грязных и пыльных мостовых были обустроены мощённым камнем тротуары, появилось гасовое освещение… А для «связи с общественностью» Яхненко инициировал создание при городской управе печатного органа – «Записки одесского городского общественного управления».
Исследователи утверждают, что «во второй половине 19 века общественность, администрация города дышали общей энергией, жаждой широкого общественного блага. Семён Яхненко был выразителем пробуждения Одессы, которое видел в широкой активности общественной инициативы. Его поддержали ведущие одесские граждане: граф Михаил Толстой, профессор Александр Богдановский, Абрам Бродский, Осип Рабинович, Мечников и Сеченов…»
Одесса становилась процветающим, даже модным городом. «По гранитным и известняковым торцам стучат пролётки представителей иностранных фирм, спешат экипажи банкиров, биржевиков, в шарабанах катят коммивояжёры всех национальностей, — писал литератов В.Прокофьев. – Улицы заставлены домами различных эпох и стилей. Великолепные постройки Торричелли, Боффо, Коклена, роскошные фонтаны, знаменитая лестница к морю и не умолкающий ни на минуту порт, а рядом старообрядческие скиты, добротные бревенчатые хоромы, напоминающие Замоскворечье». Но вместе с тем «на окраинах хижины, землянки. Здесь живут истинные одесситы, потомки древних запорожцев, рыбаки, грузчики, садовники и огородники из пригородов, заводские и портовые рабочие. Пересыпь, Слободка, Молдованка, Сахалинчик утопают в пыли. Здесь Одессу называют «мамой». Вечерами «Одесса-мама» пьяно поёт, дерётся…
В портовом городе стала складываться непростая криминальная ситуация. В городской думе даже встал вопрос о выселении наиболее «отличившихся» преступников из Южной Пальмиры. По этому поводу одна из газет писала: «Если бы была возможность выселить из Одессы всех воров и мошенников, то город значительно бы опустел». А обеспокоенный городской голова с болью констатировал: «У нас воруют сразу по двадцати мешков муки, по сто пар сапог, на несколько тысяч табаку. Впрочем, наши воры относительно ещё хорошие люди… Петербургские или московские воры, отправляясь на промысел, принимают предосторожности, чтобы их не увидели: стараются не застать хозяина дома и т.п. У нас делается гораздо проще: наши воры отправляются с ломами в руках, и если ворота не поддаются, то их ломают: не проснётся хозяин – обворуют и уйдут, а проснётся – начинают с ним перебранку, а затем не уходят, а, так сказать, удаляются с достоинством».
Много времени и внимания уделял Семён Яхненко народному образованию. Он самолично обошёл всех самых значительных одесских купцов, домовладельцев и прочих «миллионщиков» и таким образом собрал 150 тысяч рублей для нужд малообеспеченных школяров.
Не чужд был одесский городской голова и национальному самоопределению. Памятуя, что его предки вышли из самых низов общества, Семён Степанович стал одним из учредителей украинской патриотической организации «Громада».
Малоизвестным является и факт дружбы Яхненко с Тарасом Шевченко. Когда Кобзарь в 1859 году посетил городищенские заводы «Братьев Яхненко и Семиренко», в которых был обустроен городок для рабочих, шестиклассная школа, больница на 150 коек, библиотека, любительский театр, потрясённый увиденным Тарас Григорьевич начертал на дверях оранжереи знаменитое четверостишие:
О люди! Люди небораки!
Нащо здалися вам царі?
Нащо здалися вам псарі?
Ви ж таки люди, не собаки!..
По материалам СМИ