Без вины виноватые?

Прокуратура в нашей стране за последнее время все больше теряет и авторитет и вес в глазах общества. Функции этого некогда весьма могущественного ведомства теперь сужены до минимума.  

Прокуратура в процессе реформирования лишилась такой функции как «общий надзор». Авторы реформы  считают, что, в Европе прокуроры этим не занимаются, значит и наши не должны. Но насколько уместно слепое копирование  всего европейского опыта, без учета нашего менталитета? Возможно, для Европы это и оправданно, так как уровень правосознания граждан несколько повыше чем у нас.  Тем не менее, и в европейских странах  осуществляется такой надзор, но несколько под другим названием. Лишая прокуратуру права проведения общего надзора, реформаторы полагали, что он более успешно будет осуществляться исполнительной властью.  Как показывает действительность, надежды не оправдались, поскольку исполнительная власть, не готова  его осуществлять. В общем и целом,  картина, даже со стороны, вырисовывается как-то не очень оптимистичной. В этой связи, о  том, что реально  происходит в этой организации, поделился председатель Первой ассоциации прокуроров Украины Сергей Костенко.

Копия IMG_0362

 -Сергей Константинович, в одной из своих статей («О реформе и о реформаторах») вы написали буквально следующее: «Из главных предпосылок для вдумчивого анализа сегодняшних процессов я считаю необходимость избежать, как восторженного экстраполирования иностранных идей в украинскую действительность по принципу там сработало, значит и здесь сработает, так и резкого их неприятия или отторжения по принципу – не учите нас жить, но помогите материально». Произошедшие перемены в правоохранительных органах можно оценить на данный момент? Цели ведь не достигнуты. Доверие, имидж, уважение к ним в лучшую сторону не изменились? Вот только ещё, на взгляд специалистов, усложнились взаимоотношения внутри всей правоохранительной системы, особенно между полицейскими и прокурорами.

—  Проблемы эти всегда были, и, вероятно, будут. Дело в том, что у  нас  несколько разнятся  процессуальные функции. Прокурор, когда видит какие-либо материалы, подготовленные полицией, думает, прежде  всего, об их судебной перспективе. Если смотреть объективно, в любой правовой системе, включая западноевропейские, полиция собирает определенный минимум доказательств и надеется, что прокурор с этим «богажем» отправится в суд. Однако, если прокурор, оценивая документы, понимает, что доказательств явно недостаточно, говорит следователю «нет», возникает конфликт интересов. Дело в том, что прокурор заинтересован в обвинительном приговоре суда. В этом качество и суть государственного обвинения. Одно дело, когда конфликт чисто производственный. Он лишь способствует решению общего дела. Тогда полиция  дорабатывает материалы и затем снова направляет в прокуратуру. Другой вопрос, когда конфликт перерастает в межведомственную склоку. Вот тут и подходим к реформе, в которой конфликт этот не разрешен. Сегодня наши правоохранительные органы во многом напоминают лебедя, рака и щука из известной басни. Это хорошо видно из информационного поля, когда одно ведомство начинает обвинять другое в ошибках, связанных с расследованием дел. А ведь реально та  все вместе в одной лодке тонут – и милиция, и прокуратура, и суды… Проблема эта только обострилась с введением нового Уголовно-процессуального кодекса  2012 года. Принят он был явно  исходя из западных стандартов. Но там ведь нет такого понятия как следователь. В США, в европейских государствах  расследуют преступления детективы, которые совмещают в себе оперативно-следственные функции. Вот и нам в таком случае следовало бы  реформировать  оперативно-следственные подразделения полиции. Тогда бы не возникало таких противоречий как сейчас. Ну, например, когда следователь пишет какую-то бумагу и отправляет ее оперу на исполнение, а тот, не неся никакой ответственности за раскрываемость преступлений, просто формально отписывает её, не выходя из кабинета.  Вся эта ненужная «макулатура» в конечно итоге направляется в прокуратуру. Прокурор все это возвращает назад. Вот такой замкнутый круг получается. По сути, вся борьба с преступностью сводится к бумаготворчеству – переписке между ведомствами. И это при том, что у нас был положительный опыт работы, когда создавались оперативно-следственные группы, работавшие на единый результат. Такая организация работы была весьма эффективна. То есть за раскрытие преступления несли равную ответственность и следователи, оперативники, и прокуроры. Например, так раскрывались преступления связанные с серией взрывов в Одессе, происходивших начиная с 2014 по сентябрь 2015 года…СБУ, милиция, прокуратура работали совместно и все дела были раскрыты, а затем переданы в суд. В нынешней ситуации  за год мы «упали» по раскрываемости с 40 процентов (что тоже было не очень высоким результатом) до 16 процентов. На сегодняшний день раскрываются дела только самые очевидные, такие как, например, драка с записью на видиокамеру. Ситуация по сути катастрофическая, если объективно оценивать криминогенную обстановку. Врядли можно сказать, что это тот результат, который мы ожидали от реформы. Возможно те люди, которые разрабатывали реформу, имея личную охрану, могут ещё подождать, но не потерпевшие в результате грабежей и разбойных нападений.

— Давайте вернемся к цифрам… 

— За первые четыре месяца прошлого года в области совершены были 89 разбойных нападений. В этом году за тот же период таких нападений  263. Каждое третье из них связано с проникновением в частные дома. Из 263 на данный  момент раскрыто только 27. По грабежам – в прошлом году  597, в этом 1171. Раскрыто пока всего 96. Квартирные кражи – рост на 53 процента. Всего совершено 511 краж, раскрыто — 24…

Рост преступности на сегодняшний день — 50 процентов. При этом  раскрываемость упала почти в три раза. То есть о каком-то адекватном ответе преступному миру, который должна противопоставить реформированная правоохранительная система, говорить не приходится. Понятно, что есть социально-экономические факторы,  которые способствуют росту преступности, но и правоохранительная система должна противостоять этому негативу.

 — Так ведь создана новая служба – новая патрульная полиция…

— Да, это широко распиаренная служба, должна бы жестко и принципиально реагировать на любые нарушения вне зависимости кто бы их не совершал. Но тогда бы это должно было бы сказаться и на статистике нарушений  в сфере дорожного движения. Однако, если в прошлом году были зафиксированы ДТП (уголовно-наказуемые) в количестве 181, то в этом их  уже — 333. То есть,  рост на 90 процентов. В прошлом году  произошли 26 ДТП со смертельным исходом, в этом – 48. Тоже рост на 90 процентов…

Возникает вопрос, в  чем эффективность патрульной полиции, ведь цифры говорят сами за себя. К сожалению даже в реформированных сферах,  к сожалению какого-либо прогресса, я не вижу. Конечно, кто-то может сказать, что критиковать легче всего, но я имею право на критику, так как сам проработал не один год и могу сказать о результатах своей работы.

 — Наверное статистика объективно отражает результаты проводимой реформы…  В чем же главная проблема?    

— Возьмем за отправную точку анализа событий Революцию Достоинства. Раз эта революция, а не просто общественное потрясение, значит, в результате должны происходить политические изменения. Поэтому после революции, о чем нам говорят западные партнеры, у нас должна была происходить не люстрация, а смена политической системы. Для того чтобы формировать наши органы власти по европейскому образцу на принципах инклюзивности, надо было отказаться хотя бы от того, чтобы эти партии финансировались частными лицами. А государственное финансирование политических партий  должно быть максимально прозрачным. Формируя органы власти по принципу политических квот, (так как сформирован парламент), на мой взгляд, мы имеем в итоге то, что вину за провал реформ можно на кого-то (впоследствии) будет свалить. Пока, своего рода козлами отпущения, стали правоохранительные органы…Для развития государства, существует необходимость в развитии органов власти. Наша политическая система тормозила развитие государства, отсюда и оба майдана 2004 и 2013 года. На сегодняшний день идет реформирование важнейших государственных сфер, но не реформирована сама политическая система. Она как была кланово-олигархической, так  её и остается. И вот яркий пример — ситуация с Генеральной прокуратурой. Мы говорим, что сделали свой  выбор, то есть,  движемся на Запад и строим  общество по западному образцу. Ну, раз мы выбрали такую парадигму развития, надо двигаться в этом направлении. В этом и есть стратегия реформ. Венецианская комиссия, все западные эксперты говорили нам, что для того, чтобы построить прокуратуру по европейскому образцу, надо хотя бы   начать с одной простой вещи – устранить политическую ответственность генерального прокурора. Предложенные Президентом изменения в Конституцию исключали возможность освобождения Генерального прокурора от должности по политическим мотивы, то есть через выражение Верховной Радой ему недоверия. Однако, поднялся невероятный шум, и в проекте Конституции оставлена политическая ответственность генпрокурора.  В результате, генпрокурор как и раньше остается частью политической элиты, которая находится при власти и, соответственно, действует, в интересах этой элиты…

— В результате реформы значительно сокращен прокурорский штат? Насколько оправдано такое сокращение.  Не привело ли это к тому, что сегодня  даже резонансные уголовные производства не доходят до суда или разваливаются в суде преимущественно потому, что следователи и прокуроры не могут качественно расследовать их из-за отсутствия знаний и опыта? Прокуроры жалуются на то, что у них не хватает сил и возможности даже вникать в дела, так как основу работы занимает бумагопоток, исправление ошибок неопытных следователей по оформлению уголовных дел?

— Сократить количество прокурор было необходимо, и я с этим согласен. По западным стандартам, достаточно 15 прокуроров на 100000  населения. Другой вопрос, что прокурор  в Западной системе наделен только своими функциями и огражден от каких-либо других. У нас же существуют целые подразделения – кадровые, материально-технического обеспечения, дежурные части. Эти подразделения, не осуществляют прокурорской деятельности, не поддерживают ни государственное обвинение, не занимаются процессуальным руководством. Они, наверное, не должны быть аттестованы как прокурорские кадры. Это государственные служащие. Прокурор же не должен выполнять какие-либо технические функции как, как происходит на сегодняшний день. Для сравнения возьмем судей. У них целый штат сотрудников — секретари, и помощники. Судья выполняет только функцию, связанную с отправкой правосудия.

 — А когда ж прокурорам вникать в суть дела, если в основном их рабочий день уходит на техническую работу? 

— Совершенно справедливый вопрос…Документы которые получаем от следователей, зачастую, некачественны. И это, ещё мягко сказано… Прокурору приходится все исправления брать на себя, так как ему ставить на них свою подпись, ему идти с ними в суд.   Следователь скинул  небрежно оформленное дело на прокуратуру, а сроки идут. Прокурор отвечает и за сроки и за следствие. В следственных подразделениях, где  40 процентов следователей не прошли аттестацию, где уровень оплаты не выдерживает никакой критики, давно нет энтузиазма к работе. Кто-то просто дорабатывает до пенсии, кому-то некуда уйти, и он по инерции «трудиться»…

 — Это довольно печальная картина. Можно сказать, что государство делает вид, что содержит правоохранительные органы, а правоохранительные органы больше имитируют в этой ситуации работу, чем работают?

— Ну, в какой-то степени. Это вопрос пытался проанализировать в своей Статье « О реформе и о реформаторах»…Там мое виденье того чем может закончиться эта реформа закончиться, если не будет правильного построения политической системы.

— Вы сказали, что критикуя нынешнее положение дел в прокуратуре, Вы, в общем-то имеете на это право, так как сами проработали в этой системе ни один год. Так каков Ваш общий стаж работы? 

—  17 лет. В прокуратуру пришел сразу после окончания прокурорско-следственного факультета. Ещё учась в школе, было принято решение поступать на юрфак. Получил аттестат и сразу подал документы в Юридическую академию.

—   В юном возрасте человек выбирает своей профессией службу в правоохранительных органах. Что или кто влиял на этот выбор? 

— Отчасти, наверное, отец, который много лет проработал в милиции.

 — Вы сразу же обнаружили в своем характере обвинительный уклон? Ведь кто-то  мечтает об адвокатской карьере, кто-то планирует  стать судьей

— В 17 лет конечно понимаешь не так много, как потом, столкнувшись с реальностью. Суть системы ведь ещё абсолютно не ясна. Но мне хотелось быть следователем. Большинство из нас в юности зачитывается детективами, или с наслаждением смотрит детективные сериалы. Когда изучил юриспруденцию, где-то к 5-му курсу пришло какое-то понимание будущей профессии. В феврале 1995 года происходило распределение выпускников, и мне как обладателю красного диплома, выпало право выбирать место работы одним из первых. Я заявил, что хочу работать в прокуратуре. Меня направили в прокуратуру Суворовского района в качестве помощника прокурора. Правда, там я  проработал не долго. Не было жилья, а стажерской зарплаты не хватало даже на питание, не говоря уже о том, чтобы снимать квартиру. Через три месяца перевелся домой и начал работать в арцизской районной прокуратуре.

— То есть, учеба  в вузе Вам  далась легко?

— Ну, красным диплом был, все-таки, и  не от стыда.

— Когда столкнулись с реальной работой, не разочаровались в профессии?

— Нет, от работы разочарования  не было, (я ведь ещё проходя во время учебы практику, не однократно сталкивался с этой реальностью, так, что знал, чем буду заниматься). Было другое: понимание того, что  люди, которые посвящают свою жизнь правоохранительной системе, службе государству, не защищены ни в социальном, ни в материальном плане. Ситуация не изменилась по настоящее время.

—  Наверное, отсюда и проблемы? Когда  говорят, что надо бороться с коррупцией, может начинать надо с того, чтобы не провоцировать эту самую коррупцию? А для этого решить вопрос материального обеспечения тех, кто должен стоять на страже закона? Чтобы люди могли отдаваться работе, не думая о том, как дотянуть от зарплаты до зарплаты? 

— Да, это основа основ. Ведь мы живем в мире товарно-денежных отношений. Если элементарные бытовые вопросы у человека не закрыты, он не будет особо думать о работе, тем более, когда есть семья. Я ведь только благодаря тому, что первые годы после окончания учебы жил с родителями, мог с утра до вечера заниматься работой. Расследовал дела, поддерживал в суде обвинения, подготавливал иски. Это был большой период моего профессионального становления…

 — Вы помните свое первое  самостоятельное уголовное дело?

-Да, конечно. Это были два дела. Первое – сосед соседа подрезал бутылкой  в пьяной разборке, а второе – украли  колеса истребителя в воинской части Арциз-2. Оба дела были раскрыты и переданы в суд. И ещё помню, как первый раз принял решение взять человека под стражу. Задержал в качестве подозреваемого. Я отправил его в камеру предварительного задержания. Ночью не мог уснуть, понимая, что человек из-за меня сейчас не дома. Потом, будучи прокурором, принимал подобные решения много раз, и, конечно подобных эмоций уже не испытывал. Срабатывает профессиональный подход, или  даже произошла некая профессиональная деформация психики, наверное.

—  На Ваш взгляд, помимо профессионального подхода, человечность в правоохранителях должна сохраняться? Такие качества как сострадание, например? 

—   Конечно. Вот, например, кража в супермаркете. Женщина украла несколько упаковок детских памперсов и была задержана охраной. Формально состав преступления есть,. Но если вникнуть в обстоятельства, которые её толкнули на этот шаг… У моодой женщины маленький ребенок. Денег нет. То есть человек попал в трудные жизненные обстоятельства. И проще простого ей испортить жизнь, передав дело в суд. Но сточки зрения морали возникает серьезная дилемма. Ломать жизнь человеку, который просто оступился, нельзя. В таких случаях всегда занимал жесткую позицию по отношению к следователям, потому что есть статься 11 УК, которая говорит о малозначительности  правонарушения, содержащего признаки общественно опасного деяния. В подобных случаях не нахожу взаимопонимания с коллегами из милиции. Таким делам я не давал ходу. Никогда нельзя терять человеческий облик.  Но есть и другие ситуации, когда надо пойти на риск. Бывает, что ты уверен, профессиональная интуиция подсказывает, что перед тобой опасный преступник, убийца, но прямых доказательств нет, их  пока ищем. И тут надо взять на себя ответственность, и задержать подозреваемого. Слава богу, никогда не ошибался…

Виктория Ерёменко

Добавить комментарий

scroll to top