Глава Нацбанка: Не все в стране понимают риски бесконтрольной эмиссии, к сожалению

С начала российского вторжения глава НБУ Кирилл Шевченко предпочитает одежду military style вместо привычных для банкиров классических костюмов. Изменения в работе главного банкира страны не только внешние: почти каждый день Шевченко нужно выбирать между плохими и очень плохими решениями для экономики.

С марта НБУ напечатал более 250 млрд грн, зафиксировал курс, наложил ограничения на работу наличного валютного рынка.

Главное экономическое сражение НБУ сейчас – вопрос, как финансировать яростный дефицит бюджета. Нацбанк готов предоставить бюджету до конца года ещё 150 млрд грн. Минфин и депутаты стремятся к большему: в начале августа они подали проект изменений в Закон о бюджете, что увеличивает предельный долг на 270 млрд грн.

Ключевой партнёр НБУ в дискуссии об эмиссии гривны – Министерство финансов, которому приходится ежемесячно решать, как профинансировать «дыру» в $5 млрд между доходами и расходами (только оборонный бюджет вырос в 10 раз). «Нет» говорить всегда тяжело.

Каким Нацбанк видит решение уравнения, где, с одной стороны – работающая экономика и финансовая система, а с другой – драматически большие расходы на войну?

Сокращённую и отредактированную для ясности версия интервью Кирилла Шевченко представляет Forbes.ua.

В ближайшее время у Украины, вероятно, появится дополнительный сбор на импорт в 10%. Этого опасаются не только импортёры, но и экспортёры, закупающие для производства импортную продукцию. Какова логика этого решения и какими могут быть последствия для экономики?

Любые налоги на импорт мы как орган, который занимается стабильностью гривны, воспринимаем сквозь призму сохранения валютных резервов. Благодаря резервам мы обеспечиваем бесперебойную работу финансовой системы страны и сдерживаем рост цен, в том числе импортируемую составляющую. Это основной вклад НБУ в конкурентоспособность украинских изготовителей.

Быстрое возобновление импорта, в том числе неприоритетных товаров в условиях войны, истощает резервы. Другой аспект – дополнительный сбор улучшит ситуацию с дефицитом бюджета. Это снизит потребность в эмиссии, что попадает на валютный рынок и также давит на резервы. Исчерпание резервов будет угрожать неконтролируемыми процессами, что приведёт к существенному удорожанию импорта и будет разрушать последствия для украинских производителей.

Мы постоянно подчёркиваем – сейчас хороших для всех решений просто не существует. И нужно делать то, что позволит финансовой системе продержаться в условиях полномасштабной войны. Как будет выглядеть этот налог – это уже компетенция Минфина, но мы присоединяемся к дискуссиям для поиска оптимального варианта.

Каковы ваши ожидания по поводу дополнительных доходов бюджета от этого шага?

Наши расчёты говорят о 15–18 млрд грн в месяц. Но фискальный эффект должен оценивать Минфин. При этом мы не ожидаем существенного влияния на инфляцию. Появление этого сбора прибавит один процентный пункт к годовому показателю, но этот эффект уже учтён в нашем прогнозе.

Выходит, что в начале войны импортёры имели лучшие условия, тогда как сейчас «маятник» качнулся в другую сторону?

Конечно, импортёрам станет сейчас немного тяжелее, но не стоит забывать, что наша страна функционирует в условиях полномасштабной войны. У нас сформировался неплохой запас прочности, позволивший достаточно уверенно пройти первые пять месяцев. На начало года международные резервы НБУ составляли около $31 млрд. Но запасы не безграничны. И на 1 августа они снизились до $22,4 млрд.

Какие ещё налоговые новшества вы обсуждаете с правительством? По информации наших собеседников в одной из госструктур, речь идёт о возврате налогообложения топлива до довоенного уровня.

Дополнительный сбор по импорту – непопулярное решение, но оно поможет наполнить бюджет и сохранить резервы. Что угодно, что помогает нам достичь фискальной консолидации – это при нынешних условиях позитив. В том числе речь идёт о возвращении акциза на топливо. Я знаю, что такая дискуссия проходит. Хотя и о ней лучше спрашивать у правительства.

Но для начала я бы говорил не о конкретных новациях, а о цели – удержать макрофинансовую стабильность и контроль над инфляцией. Это нужно, чтобы защитить гривневые сбережения и доходы граждан и сохранить доверие к монетарной и экономической политике. Без достаточного уровня резервов это сделать невозможно.

Если убрать из доходов бюджета международную помощь, дефицит к концу года может достичь 25% ВВП. Конечно, объёмы международной помощи велики ($13,8 млрд), и до конца года мы надеемся получить ещё около $14 млрд. Но этого недостаточно. Итак, мы имеем четыре пути покрытия этого разрыва.

Первый – за счёт ранее накопленных резервов, которые не безграничны. Второй – привлекать деньги на внутреннем рынке. Но для полноценной реализации его потенциала Минфину нужно повышать ставки по ОВГЗ до рыночного уровня, к чему мы уже не раз призывали. Да, это перенос нагрузки на будущие долговые выплаты. В то же время, правительство сможет его контролировать, выстроив кривую доходности так, чтобы минимизировать образование долговых пиков и растянуть выплаты во времени.

Третий – сократить дефицит бюджета путём оптимизации расходов и поиска источников доходов. Здесь, в частности, речь идёт о наполнении бюджета за счёт налогов. Это самый непопулярный путь, но он имеет гораздо менее негативные последствия для экономики по сравнению с эмиссией денег.

Четвёртый – эмиссионное финансирование. Если мы ограничимся объёмами в 400 млрд грн на 2022 год, влияние на экономику будет контролируемым. Если же «печать денег» для финансирования дефицита бюджета будет расти более существенными темпами, это усугубит риски. Значительная эмиссия может разогнать инфляционно-девальвационную спираль, когда возникнет необходимость индексировать расходы, «печатая» для этого новые и новые деньги. При таком сценарии последствия неготовности принимать непопулярные решения мы будем чувствовать ещё очень долго. Таких примеров достаточно в истории, в частности, в латиноамериканских странах.

Это путь к потере доверия граждан, причём на длительное время. Конечно, проще всего полагаться на эмиссию, но это самое угрожающее для страны. Сейчас очень важно, чтобы правительство взяло на себя политическую ответственность и использовало все другие неэмиссионные пути финансирования дефицита или сузило его.

Как бы вы оценили прогресс в вашей дискуссии с Минфином по ставкам по ОВГЗ?

Определённый прогресс есть, и мы приветствуем постепенное повышение ставок, которое мы видим в последние несколько недель. Более существенных изменений я ожидаю с состоявшимся сегодня открытием вторичного рынка ОВГЗ (облигаций внутреннего государственного займа, — ред.)

Какой уровень ставок удовлетворил бы Нацбанк?

Наши коллеги из Минфина достаточно профессиональны для того, чтобы самостоятельно строить кривую доходности. Мы не намерены что-либо диктовать.

Важно, чтобы сальдо внутренних долговых заимствований у нас было со знаком «+», а не отрицательное, как сейчас. Минус, опять же, приходится покрывать НБУ. Чтобы это стало возможным, ставки должны быть привлекательны для инвесторов с учётом инфляционных ожиданий и рисков.

Сколько, по-вашему, Минфин мог бы взять на внутреннем рынке?

Стопроцентный роловер плюс 80 млрд грн до конца года.

Один из контраргументов Минфина по повышению ставок: война – это не время для получения сверхприбылей за счёт государства. В то же время, банки вкладывают в депсертификаты НБУ под 23%, зарабатывая по 100 млн грн в день. Нет ли тогда нелогичности в вашем тезисе о повышении ставок по ОВГЗ? НБУ – это тоже государство.

Я не вижу нелогичности. Депсертификаты – размещение ликвидности на один день. ОВГЗ имеет гораздо более длительные сроки. Фактически эти инструменты не конкурируют между собой и переложение банками ликвидности в ОВГЗ лишь временно уменьшит объём их вложений в депозитные сертификаты.

Также важно, что депозитные сертификаты являются неотъемлемым элементом трансмиссионного механизма. Если мы снизим ставки по ним, то импульс от повышения учетной ставки станет обратным: снижение ставок по депозитным сертификатам может привести к снижению рыночных ставок. В то время как для граждан и бизнеса, так и для финансовой системы в целом, при текущих условиях очень важно, чтобы доходность рыночных инструментов росла. Это позволит защитить сбережения от инфляции, снизит давление на курс и международные резервы, а также снизит риск оттока депозитов из банков.

Кто выступает арбитром в вашем споре с Минфином? Офис президента?

У нас нет спора с Минфином. Это не бокс, где можно развести партнёров по углам. Это дискуссия, где одна сторона может убедить другую. Не больше и не меньше.

Как и глава Минфина Сергей Марченко, вы пришли в НБУ в 2020 году в разгар пандемии Covid-19. Наши собеседники, причастные к правительству и Нацбанку, рассказывают, что и тогда дискуссия оборачивалась вокруг того, что НБУ должен помогать госбюджету. Как сильно этот разговор обострился сейчас?

Украина окончила 2021 год с очень хорошими показателями финансовой устойчивости. Дефицит бюджета – 3,6% ВВП, соотношение долга к ВВП менее 50%. На мой взгляд, в таких хороших показателях есть также заслуга НБУ, потому что мы последовательно отказывались от предложений типа «напечатать денег», «ввести целевой рефинанс» и т.д. «Нет» говорить всегда тяжело. Но не так, если ты понимаешь положительный результат для страны.

Сейчас ситуация, конечно, более тяжелая, потому что в начале войны мы были вынуждены открыть эмиссионное финансирование бюджета. Нам важно не допустить бесконтрольной эмиссии, риски которой понимают, к сожалению, не все.

Один из рычагов, как этого добиться – не делать шагов, приводящих к расширению дефицита бюджета. Можно припомнить недавнее решение расширить расходы на 81 млрд грн. Это всё очень важно, но главный вопрос – как эти расходы можно покрыть? Если этого понимания не будет, запрос на их покрытие может прийти в НБУ. И мы вынуждены будем принимать сложные решения. Здесь мы помним о рисках инфляционной спирали.

К тому же мы видим, что рост дефицита и доступ к прямому финансированию НБУ может провоцировать отдельных политиков на достаточно опасные законодательные инициативы. Мы помним появившуюся в законопроекте изменений в бюджет поправку, обязывающую НБУ сразу возвращать в бюджет доходы от ОВГЗ.

Цель таких поправок – иметь постоянную возможность доступа к печатному станку вместо осуществления непопулярных, но необходимых шагов. Это недопустимо и противоречит условиям сотрудничества с МВФ и несёт риски евроинтеграции Украины в ЕС.

Вам приходится говорить «нет» только правительству или Офис президента также участвует в этих дискуссиях?

НБУ не просто отвечает «нет» на лишние предложения «подпечатать деньги», он обязан это делать. Во время ковида все усвоили термин ИВЛ (искусственная вентиляция лёгких). Так вот эмиссия – это и есть ИВЛ для экономики. Это экстренная помощь, которая спасает жизнь, но в больших дозах или в случае уязвимых ситуаций может приводить к осложнениям.

Наиболее жаркие дискуссии у нас проходят с правительством, то есть между институтами, которые несут за это политическую ответственность. Основная проблема – это даже не эмиссия сама по себе, а значительный дефицит. Дальше уже вопрос – из каких источников его профинансировать.

Кто ваши союзники в этой дискуссии?

Мы никогда так не размышляли.

Министерство финансов пытается покрыть дефицит бюджета, и это задача краткосрочной перспективы, чтобы было чем обеспечивать обороноспособность страны, оплачивать работу военных, осуществлять социальные расходы. Задача НБУ – обеспечить стабильность денежной единицы в долгосрочной перспективе, чтобы те же зарплаты и социальные выплаты не обесценивались быстро и неконтролируемо. Это нормально для многих государств, потому что создает определённый баланс.

Поэтому ответ – каждый должен заниматься своим делом и проводить политику, в которую верит, но понимать, что война не закончится сегодня, и нам нужно думать о будущем.

Почему несмотря на повышение учётной ставки до 25%, ставки по депозитам во многих банках остаются на однознаковом уровне?

Обычно это не быстрый процесс, но он мог бы быть более динамичным при условии лучшей координации с правительством, к которой мы двигаемся.

Да, у части банков ставки остаются однозначными, но если посмотреть на индексы, то короткие депозиты подорожали уже в полтора раза. Более долгосрочные вклады размещаются по ставкам 14–15%, в основном, у небольших банков и учреждений, которые имели задолженность по рефинансированию перед НБУ.

К примеру, Укрэксимбанк и Укргазбанк дают 13% годовых. По-моему, это неплохой результат работы монетарной трансмиссии. Но если правительство повысит ставки по ОВГЗ до рыночных уровней, это подтолкнёт банки активнее поднимать доходность по депозитам.

Мы не имеем права лишиться доверия граждан к национальной валюте. Сегодня каждый украинец платит так называемый инфляционный налог – ценой своих сбережений и доходов в национальной валюте. Как их защитить? Следует повышать стоимость гривневых активов. То есть, когда мы говорим о «монетарной» трансмиссии, речь идёт о защите граждан от бедности. Совместные действия власти должны приводить к такому положению вещей в экономике, когда гражданин не беспокоится за свои деньги в банках.

НБУ недавно повысил уровень фиксированного курса доллара, но наличный рынок мгновенно пошёл вверх, снова оторвавшись от курса НБУ. Почему, по вашему мнению, эти курсы никак не удаеёся сравнить?

Реакция наличного курса была для нас ожидаемой. Она, по нашему мнению, ситуативна и имеет психологическую окраску, которая подогревалась спекуляциями. Поэтому мы ввели ряд мер, благодаря которым удалось несколько успокоить рынок.

Разница между официальным и наличным курсами, прежде всего, связана с существованием валютных ограничений, которые в свою очередь необходимы для защиты международных резервов. До тех пор, пока будут существовать ограничения, будет существовать и эта курсовая разница.

Чтобы она была умеренной, мы расширили возможности банков по продаже наличной валюты, а также частично удовлетворяем спрос на безналичную иностранную валюту, позволив гражданам покупать её для размещения на депозит.

Решение запретить уличные табло с курсами сработало?

Да, но нужно помнить, что тогда мы приняли целый ряд мер по ужесточению требований к обменникам. НБУ впервые за 20 лет занялся этим сегментом рынка. Мы также вернулись к выездным проверкам. Результаты уже есть. В частности, мы аннулировали лицензии 600 обменников, занимавших около 15% рынка. Это также сигнал к тем, кто привык работать, пренебрегая лицензионными условиями.

Имели ли эти обменники отношение к схемам, связанным с «банкоматным туризмом»?

«Банкоматный туризм» – это действительно одна из причин, почему мы ужесточили требования к рынку обменников. Но вопрос схем – это уже компетенция правоохранительных органов.

Каковы сейчас объёмы «банкоматного туризма»?

Я не вижу экономической целесообразности в «банкоматном туризме» сейчас. Если разница между наличным курсом и карточным курсом банков будет расширяться, угроза снова станет актуальной. Но у нас есть ещё одна «домашняя заготовка», которую мы готовы применить в таком случае.

Какой запас прочности есть у украинской экономики, чтобы сохранить фиксированный курс в 36,6 грн/$?

О конкретных сроках перехода к плавающему курсу говорить пока рано. Прогресс есть, но пока его недостаточно.

Что уже изменилось? Постепенно налаживается альтернативная логистика и частично разблокированные порты. Последнее, по оптимистичным предположениям, может принести Украине дополнительные $4 млрд до конца года.

Даже частичная разблокировка портов – очень большая победа для Украины, и я благодарен всем, кто приложил усилия, чтобы это стало возможно. Учитывая цену, которую пришлось заплатить для возвращения к работе украинских портов, я очень надеюсь, что наши крупные экспортёры не будут злоупотреблять возможностью поставлять продукцию без завоза выручки в течение 180 дней, которую мы предоставили, реагируя на проблемы с логистикой. По нашему мнению, при экспорте зерна морским путём выжидать такой срок с получением валютной выручки нет нужды.

С другой стороны, из-за курсовой коррекции и возобновления налогообложения импорта можно ожидать сокращения оттока валюты из страны.

Какова всё же политика НБУ и государства в целом по банкам с российским капиталом?

У нас совершенно чёткий подход. 24 февраля мы отозвали лицензии у двух банков, принадлежащих государству-агрессору, это МРБ и ФИО. Надеюсь, государство в конце концов заберёт их активы. Остальные три учреждения – Альфа Банк, «Форвард» и PIN. Здесь мы ориентируемся на санкционную политику наших иностранных партнёров или собственно Украины. Если есть санкции, мы действуем, как было с Альфа Банком. Готовы принимать решение, если со своей стороны санкции будет налагать СНБО. Также анализируем деловую репутацию владельцев этих банков – граждан РФ и планируем проводить дополнительные надзорные действия.

Если мы увидим, что эти учреждения не выполняют обязательства перед украинскими вкладчиками – это уже наша зона ответственности. Поверьте, мы не привыкли затягивать решения в таких ситуациях.

Будет ли в ближайшее время разблокирована помощь от ЕС?

В начале августа мы получили около €1 млрд от ЕС. Мы видим определённый прогресс и надеемся, что Украина станет получать следующие транши уже в сентябре.

В этом смысле я хотел бы особо отметить важность программы с МВФ. Сегодня это, как никогда, «не только о деньгах». Это бенчмарк для других кредиторов, помощь нам с точки зрения консолидации усилий всех ветвей власти. Сейчас мы составляем с коллегами план программы, позволяющей стране свободно дышать и финансировать как бюджетный дефицит, так и дефицит платёжного баланса.

Когда может быть подписана программа?

Сейчас это сложно спрогнозировать.

Переговоры вообще ведутся?

Да, мы находимся в активных переговорах. Недавно, к примеру, была встреча премьер-министра с руководителем европейского департамента МВФ. Единственная проблема – это время. Сейчас в мире период отпусков, в отличие от нас. Но я ожидаю, что уже в сентябре мы будем иметь более чёткое понимание программы.

Когда нужно начать программу?

Желательно – уже в ноябре.

Готов ли МВФ к столь быстрому движению? Есть разговоры, что у Фонда есть определённые внутренние ограничения, из-за которых они будут стремиться избежать сотрудничества с воюющей страной.

Мы анализировали этот вопрос – в уставе МВФ нет запрета финансировать находящиеся в состоянии войны страны. Понятно, что это очень тяжело, потому что такого опыта у Фонда ещё не было. С другой стороны, также не было и примеров, когда в войну стране удалось сохранить полностью работающую финансовую систему.

На какую сумму вы ориентируетесь?

Я думаю, что около $20 млрд хватит. Однако мы обсуждаем разные форматы программы. Если на первом этапе это будет краткосрочная программа с чётким фокусом на решение неотложных проблем с бюджетом и платёжным балансом, сумма может быть меньше. Но тогда нужно проговаривать и следующий этап – более долгосрочную программу с фокусом на восстановление экономики и структурные реформы.

Кроме того, средства от МВФ могут являться лишь частью пакета официальной поддержки Украины. К примеру, программа EFF 2015 года с запланированным финансированием $17,5 млрд была частью общего пакета международной помощи в $40 млрд.

Как сообщала Одесса News, по мнению второго президента Украины Леонида Кучмы, «Путин хотел уничтожить Украину, а получит наше второе рождение».

Больше новостей на нашем Telegram-канале: https://t.me/joinchat/UtNeW3LzPmqqxBod